Datasets:

AlidarAsvarov

/

lez-rus-books

like 1

И терезрал йифди-югъди чун алдатмишиз, чакай са кІус фанди, юкІ хунунди ва гагь-гагь тамам са уьмуьрдинди атІузва.

На этих весах и днем и ночью обвешивают нашего брата на кусок хлеба, на аршин бязи, а иногда и на целую жизнь.

Вун жуьрэтлу хьухь, стха, вири гирвенкаяр ахтармиша...

Будь посмелее, брат, проверяй все гири...

Жуван манияр чуьлда кІвалахдай чІавуз туькІуьрун заз адет хьанвай.

Песни свои я привык слагать в поле во время работы.

Нянихь хуьруьз элкъведайла, зун гзаф вахтара дустарихъ агалтдай ва и юкъуз туькІуьрайбур рекье гьабуруз лугьудай за.

Возвращаясь под вечер в аул, я часто присоединялся к друзьям и по дороге оглашал им то, чти сложил за день.

Заз гьич хабарни тахьана, зи манияр, чІалар хуьре сивера гьатна, лугьуз башламишнай.

Я даже не заметил, как это вдруг мои песни стали повторяться в ауле.

За абур, маса ашукьри хьиз, лагьайди туш ва кхьейди туш.

Я не распевал их и не записывал, как другие ашуги.

Зи цІийи кеспи гзаф четинди ва дугъри инсандиз секинсузвал гудайди хьана.

Мое новое занятие оказалось трудным и очень неспокойным для честного человека.

Ада заз къайгъуяр, дердияр гзаф ва шадвилер тІимил гъизвай.

Оно стало причинять мне много хлопот и мало радости.

ГьикІ ятІани са сеферда булахдин кьилел ял ядай чІавуз чна дуьньядин дерди-балайрикай ихтилатар ийизвай.

Как-то во время отдыха у родника мы разговорились о мирских заботах.

Рекьяй физвай фекьи инал капІ ийиз акъвазна.

Прохожий мулла остановился здесь помолиться богу.

КапІ авурдалай куьлухъ, ада, чІана адет патал, чи ихтилатриз шериквал авуна.

И после молитвы ради приличия ввязался в беседу.

А чІавуз зи кефияр чІурузвай: гьа юкъуз чи чирхчир кьуьзуь багъманчидиз ca гьафте гьадалай вилик кьейи гададал алай буржунин патахъай судди нагьакь кар атІанай.

У меня тогда, было плохо на душе: в тот день засудили моего знакомого, старого садовника, за долги его сына, неделю назад убитого.

За и суддин гьакъиндай са чІал лагьана.

Я сложил песню об этом суде.

Фекьидиз хъел атана.

Мулла обиделся.

Ада, вичин аса зи хура эцяна, гьарайиз башламишна.

Он ткнул меня посохом в грудь и начал кричать.

- Уьлкведа авачир шалвардин кек кумачирбуру пачагьдин судуйриз тарс гун - им гьина ван хьайи кар я?

- Где это слыхано, чтобы голодранцы учили царских судей?

Кьей чІар фейи тум!

Паршивый хвост!

Ви буржи кьулухъай галчІур хьун я, ви патахъай фикир авун, Аллагьдиз шукур, кьилел тапшурмишнава.

Твое дело плестись сзади, а думать за тебя, слава богу, поручено голове.

Я тахьайтІа, ваз, тум вилик кваз, кьулу-кьулухъди физ акур чка авани гьич?

Или может быть ты видел где-либо, чтобы ходили задом наперед?

Лагь кван!

Скажи-ка!

Зун къудгъун хьана.

Я вскочил с места.

И гафар ван хьайила, заз зи килин кІукІ ягъай хьиз хьанай.

Услышав эти слова, я словно получил удар по голове.

- Къариб кар я, яраб тумунихъ ихьтин гъилер жеда жал? - лагьана, за фекьи къунерилай кьуна хкажна, жизви булахдин винел цава кьуна.

- Интересно, - сказал я, - разве на хвосте растут такие руки, - и, взяв за плечи, чуть-чуть приподнял муллу над родником.

И чІавуз зи юлдашар хъуьрена ва гьабуру, заз чиз, кар чІурнай.

Тогда, мои товарищи рассмеялись и, по-моему, испортили все дело.

Фекьидин рангар атІана, ада хуьруз чукурна.

Мулла побелел и умчался в аул.

Зи гуьгъуьниз кавха атана акъатна.

За мной явился старшина.

Зун канцеляриядиз тухвана, хабарар кьаз башламишна, дустагъ ийиз алахъна.

Меня забрали в канцелярию, допрашивали и пытались посадить в тюрьму.

Амма дустар атана.

Но пришли друзья.

Абуру, бес, гьакІан зарафатар тир, Cyлеймана хъиляй ваъ, гьакІ зарафатрай вичин гъилерин гужлувал къалурнай лагьана, Кьуркьандал кьин кьуна.

Они поклялись на коране, что это просто недоразумение, и Сулейман, дескать, вовсе не со зла показывал силу своих рук.

Зун ахъайна, мад ахьтин "чиркин" манияр туькІуьрмир лагьана, кІевелай хиве туна.

Меня отпустили, строго-настрого предупредив, чтобы никогда больше не слагал я "грязных" песен.

Зани гаф гана.

Я обещал.

За вуч ийидай кьван?

Что мне оставалось делать?

Тирвал керчекди лугьуз тадач, тапарар авун шиирра мумкин туш.

Правду говорить нельзя, а неправду говорить в стихах невозможно.

Гьадалай кьулухъ са гзаф йисара за зи цІийи манияр дуьздиз акъуд тийиз хьана, вучиз лагьайтІа жуван вилер гьайиф атана...

После этого я много лет не оглашал новых песен, потому, что не хотел рисковать своими глазами...

Лап фад са заманада Куьредин дагълара Мурсал ханди ханвал ийизвай.

Когда-то давно в Кюринских горах правил у нас владетельный хан Мурсал.

Адан патав шаир, кесиб ашукь кьуьчхуьрви Саид гвай кьван.

При нем был поэт, бедный ашуг Саид Кучхурский.

Саидан тІвар-ван вири чкайриз чкІанвай, амма хандиз, вичелай гъейри, масадан тариф авун гзаф такІан кар тир.

Слава Саида шла далеко, а хан не любил, чтобы при нем о других говорили хвалебное.

Са сеферда вичин рикІ дарих тирла, ада ашукь Саидаз эвериз туна.

Однажды когда ему стало скучно, он приказал позвать ашуга.

- Лагь са чІал, - лагьана и кар-кеспи авачиз, рикІ акъатзавай ва муьжуьд паб авай ханди.

Пой! - сказал хан, у которого было восемь жен и который скучал на этом свете.

Саида лагьана.

Саид спел.

- Вуна хъсан лугьуда, вун, гьелбетда, устІар я, - лагьана ханди, - амма ви вилер акьван ягьсузвилелди вучиз килигда?

Ты хорошо, кажется, спел, ты мастер, конечно, - сказал хан, - но почему ты смотришь так дерзко?

Инал зи папар алайди чизвачни ваз?

Ведь здесь присутствуют мои жены, ты разве не знаешь?

Ада ашукьдин вилер акъудна.

И выколол глаза ашугу.

Заз ам са шумудра ван хьана хъсандиз рикІел аламай.

Я слышал об этом не раз и хорошо помнил это.

Гьавиляй заз "жуван вилер саламат хуьн" меслят акуна.

И потому решил "беречь свои глаза".

Амма са кар ава: эгер шаир гьакІан мейит туштІа, адавай кисна акъвазиз жедач.

Но поэт, если только он не труп, молчать не может.

Вичиз кІанзни-такІанзни пис кардикай адан рикІиз тарвал, дерт ва хъсан кардикай шадвал жеда ва адавай вичин манияр халкьдикай чуьнуьхна вичиз таз жедач.

Ему, против его воли, будет тревожно от плохого и радостно от хорошего, а скрыть от мира, сохранить для себя свою песню ему не удается.

Шаир кІерец тар хьтин са затІ я.

Поэт - это ореховое дерево.

Адан кукІвал тек са кІерец аламай кьван гагьди инсанри адаз лаш ахъай тавуна тадач!

Покуда есть на его макушке хотя бы один - единственный плод, люди не перестанут швырять в него палками!

Зун акъвазнач, за зи чІалар ярар-дустариз лугьуз хьана...

Я не перестал, я свои стихи рассказывал друзьям...

Йисар къвез алатна.

Прошли годы.

Са сеферда гатфариз заз, пачагь тахтунилай гадарна, гила чун вири барабар я, халкьдиз акьван герек тир азадвал хьана лугьуз, ван хьана.

И вот слышу я однажды весной, что царя свергли, что все теперь равны, что настала свобода, так необходимая народу.

"Яъ, - лагьана за рикІяй, - им гьихьтин азадвал я кьван, судри ва дуванханайри гьа виликдай хьиз чаз агъавал ийизва"

"Какая же это свобода, - думаю я, - в судах по-прежнему властвуют над нами"

Эгер им дуьз хабар ятІа, им къариб азадвал я.

Интересная свобода, если только правда это.

Амма ахпа, акуна заз, замана алчуд хьана чарх хьиз элкъвез башламишна.

Но потом время закружилось как колесо.

Гагь англичанар акъатна, гагь деникинар, гать бичераховар атана - абурай нин кьил акъатзавай, абур гьинай майдандиз акъатайбур тир, нин рикІел алама?

То англичане, то деникинцы, то бичераховцы - кто их разбирал, откуда они вышли на площадь, кто это помнит?

А вахтунда заз, гьеле балшавикар вужар ятІа, хъсандиз чидачир, амма халкьдин патал алай, халкьдиз кІандай садбур атана и деникинрин, бичераховдин базарар чукурун лазим тирди зи рикІиз чизвай.

В то время я еще ничего не знал о большевиках, хотя и чуял сердцем, что кто-то должен притти желанный народу и разогнать этот деникинский и бичерхановский базар.

Са сеферда Кьасумхуьрел интервентар атака, абуру чи итимрикай пуд кас асмишна.

Однажды в Касум-Кент пришли интервенты и повесили трех моих односельчан.

Вучиз?

Почему?

Вуч себебдалди?

За что?

Вич абуру асмишайбур балшавикар, Бакудай чаз куьмек гуз хквезвайбур, тир кьван...

Оказывается, ими повешенные были большевиками и шли из Баку к нам на помощь...

- Огьо, - лагьана за рикІяй, - чил чиди, дагълар чибур, асмишиз ва ягъиз рекьизвай инсанарни чибур...

- Ого, - подумал я, - земля наша, горы наши, а люди, которых вешают и убивают, ведь тоже наши...

Им гьихьтин кар жезва?

Что же это такое?

АкІ хьайила, идакай хкатзавай хьи, балшавикар гьа чун я, амма чара ксари ина чаз агъавал ийизва.

Значит, большевики - это, выходит, мы сами, а чужие люди тут хозяйничают.

Гьа юкъуз куьчеда зал зи виликан хузаин дуьшуьш хьана.

В тот же день на улице встретился мне мой бывший хозяин.

- Сулейман, - лагьана ада, - вуна Казимбегдиз вучиз са чІал туькІуьрнач?

- Сулейман, - сказал он, - почему ты не сложил песню в честь Казим-бея.

ТахьайтІа, вуна а чІал балшавикриз хубзвани!

Или бережешь ее для большевиков?

Зун кисна.

Я промолчал.

- И дуьнья чархи-фелек я, - лагьана мад хузаинди, - ам гьамиша элкъвезва, гьамиша элкъвезва...

"Этот мир - колесо, - прибавил хозяин, - все время крутится, все время крутится..."

- Ам чІурукІа элкъвезва, - лагьана, за адан гаф атІана.

- Неправильно крутится, - оборвал я его.

- Яваш, яваш, ви гардандиз еб кІан хьанвачтІа гьа?

- Постой, постой, уже не просится ли твоя шея на верёмку?

- Ваъ, - лагьана за - Епиниз куьк, цІалцІам гардан кІанда, зи гардан михьиз къабарламиш хьанвай хамни кьуру кІарабар я...

- Нет, - ответил я. - Верёвка любит жирную, лощёную шею, а шея моя сплошь из мозолей, сухая кожа, да кости...

Гьа и юкъуз шаксуз зи ивидикай са стІал, балшавикдин иви хьиз, ргаз башламишна.

В тот день, наверное, в моей крови одна капля закипела по-большевистски.

За адаз манийвал авунач, адаз худ гана...

Я не стал мешать ей, я дал ей волю...

Ам гужлу хьана.

Ее голос оказался властным.

Заз мукьвади хьана.

Он стал мне родным.